Давным-давно

Дело было в восьмидесятых, когда слово «баян» ещё не имело переносного смысла. В ту благодатную пору всякий, кто собирал «Радио-86РК» или «Спектрум», сталкивался с проблемой поиска корпуса и клавиатуры. Компьютер в корпусе от телефонного аппарата не был редкостью.

Я же свой «Радио-86РК» собрал в баяне. Та из двух клавиатур, которая с маленькими кнопками, служила для ввода текста. До сих пор жалею, что, наигравшись, разобрал компьютер. Как бы порадовались потомки!

В 1967 году я объяснял родителю друзей, почему я не стараюсь писать аккуратно и не хочу учить слова-исключения. Я собирался поступать в техникум на программиста и всю жизнь иметь дело с компьютерами. Я полагал, что скоро машины будут понимать, что я пишу, исправлять ошибки и красиво печатать. Понятно, что надо мной издевались и обзывали фантазёром. Это особенно приятно вспоминать, работая в Файрфоксе, исправляющем орфографию на лету, прямо в окне.

На втором курсе института учитель программирования застал меня за постыдным (по его мнению) занятием. Для знакомой из лаборатории психологии я делал программку, печатающую объявления крупными буквами, сложенными из звёздочек. У психологов не было чертёжников, а объявления о всяких лекциях писать было надо. Чтобы им не бегать и никого не просить, я помог решить эту глупую проблему.

После института, году так в 1979-м, проходила у нас в Н-ске всесоюзная конференция по АСУ. Наш (для меня уже бывший) декан под бурные аплодисменты руководителей властных органов докладывал, что эти психованные программисты должны забыть о дисплеях: дисплеев не будет, вообще не будет, это всё сказки, неудобный и неэффективный инструмент, отвлекающий народ от правильных задач автоматизации народного хозяйства.

Новое время, бизнес, свобода. 1993 год, конец сентября. Я оставляю все дела заместителям, ключи от сейфов жене и уезжаю в длительную поездку к старым друзьям на юга искать новые направления бизнеса. Пока берут штурмом Белый дом, я в Стамбуле пытаюсь разобраться с организацией турецкого бизнеса: почему они нам жвачку продают, а не мы им? Мне показывают всю подноготную: офисы, системы управления, бухгалтерию. Везде я вижу цветные мониторы. Спрашиваю компаньонов: вы чего, охренели? Зачем, мол, тратите деньги, покупая для бухгалтерских систем такие дорогущие вещи?

Что я услышал в ответ? Конечно, цветные мониторы для бухгалтерии сейчас не нужны. Но раз уж они есть, бухгалтеры смогут понять, чем цветные экраны им могут быть полезны, а программисты это устроят. И вообще, денег никаких на это никто лишних не тратил, потому что заказывали и оплачивали чёрно-белые, а пришли цветные. Фирма-поставщик подтвердила: всё нормально, ничего доплачивать не надо, рекламная акция...

Пусть не всегда новые интерфейсные решения и технические возможности понятны каждому, но со временем они всегда найдут применение: и для глаз приятно, и для ума полезно.

Середина семестра, препод что-то жужжит про автозагрузку в Win’98, мне скучно. От безделия начинаю пакостничать: по сети удаляю с половины машин файл System.ini. Заканчиваю и краем уха улавливаю фразу препода: «А теперь нажмите „Перезагрузить компьютер“». Меня прошибает электрошок: я не рассчитывал начинать веселье столь рано.

После перезагрузки половина группы лицезреет вместо автозагружаемой программы надпись на экране: «Теперь питание комппьютера можно отключить». Я еле сдерживаю злорадный смех, но финальную точку ставит сам препод:

— Это что? Вирус?.. Так, какое сегодня число? 20-е октября? Не-е-ет, сегодня вирусов быть не может!

Смысл его утверждения непонятен мне и по сей день.

Было мне лет шесть, когда дома появился компьютер. Для того времени конфигурация была довольно слабой: 286-й, мегабайт памяти, EGA-видеокарточка и жёсткий диск на 20 метров.

Да, Лексикон работал, Диггер и Зелиард ничуть не тормозили и доставляли удовольствия не меньше, чем какой-нибудь Дюк Нюкем. Был даже простенький графический редактор какой-то. Но разум ребёнка был поглощён созерцанием скриншотов Windows 3.1 в книжке Фигурнова «IBM PC для пользователя». Конечно, папа пытался поставить третьи «форточки», но ничего не вышло: не нашлись дрова для EGA, да и места на диске было маловато, мягко говоря.

Временное решение подсказал старший (тринадцатилетний) брат, вручив мне толстую книгу по DOS 6.22. Мозг начал работать, и за несколько месяцев я в неполные семь лет с некоторой помощью брата написал на BAT-файлах оболочку для DOS, рисующую псевдографикой заветные «окошки». Перемещать окна было нельзя, зато поиграться можно было на славу: новые окна рисовались поверх старых (ура-ура escape-последовательностям), в окнах были цветные иконки (ASCII-арт). Были даже собственноручно написаные FileMan и Notepad.

* * *

Суровое детство не проходит бесследно. Тринадцать лет спустя на одном полуубитом компьютере с упавшим линуксом мне понадобился консольный файловый менеджер. Доступа к интернету нет, mc тоже отсутствует. Выбора не оставалось: FileMan с небольшими изменениями был распакован из мозга и воплощён в шелл-скрипт.

Примерно в конце девяностых принесли на настройку 486DX100. Из оборудования: материнка с процессором и памятью, видеокарта, клавиатура.

В конце установки 95-я винда гордо отрапортовала: «Обнаружен модем, драйвера установлены. Давайте в интернет сходим, а?»

Служил я в Забайкалье на командно-программной траекторной радиолинии инженером-радиотехником Космических войск (правда, космическими наши потешные войска тогда ещё не называли: секретность, все дела). Станция КПТРЛ была уникальна: 1967 год изготовления, самая новая среди подобных в Советском Союзе, я бы даже сказал — в мире. Заключительный экземпляр серии: двухэтажная, на крыше — зеркальная антенна под куполом. Аппаратура блочная, из дюралюминия; полторы тысячи радиоламп, тысячи реле, в общем, та ещё ремонтопригодность, а хуже всего — миллионы контактных соединений в блочных разъёмах, реле, цоколях, кнопках и тумблерах, которые не отличались высокой надежностью. Неудивительно, что в критических ситуациях офицерский состав (а в дежурный расчёт входили два-три офицера и пять-восемь солдат-операторов) выверенным ударом ноги в проблемные точки аппаратуры восстанавливали работоспособность.

Как-то во время подготовки к очередному сеансу подходит ко мне рядовой Дияров Р. М. (привет, дружище!), оператор поста эталонных частот, и произносит замечательную фразу:

— Товарищ старший лейтенант, там у меня в одном блоке сигнала нет. Может, дать ему? А?

Понадобилась мне инструкция от одной досовской программы-АРМ, которую мы успешно эксплуатируем под управлением Novell NetWare 4.11 уже 20 (двадцать) лет. Инструкция эта лежит на машинке замдиректора по автоматизации, которой за эти двадцать лет я четырежды сменил комп.

Я почувствовал себя археологом, последовательно переходя из подкаталога в подкаталог, так сказать, погружаясь из Windows 7 через XP и NT во времена MS-DOS. Полный путь к файлу выглядел так:

D:\rabota\old_comp\d\rabota\old_comp\d\rabota\old_comp\d\arm\istr\istr.txt

За год до событий, описываемых в истории «Битвы за биты», доучился я по специальности 2205 до диплома. Дипломы у нас были двух видов: конструкторские и исследовательские. Чертить мне было лень, поэтому взялся я за исследовательский. Название придумали на пару с дипломным руководителем: «Исследование способов формирования адресных сигналов в программе управления технологическим процессом сушки и грануляции».

Для того, чтобы мы прониклись, нас сводили на экскурсию в цех этой самой сушки. Увиденное действительно внушало. Сама сушилка — это здоровая бочка, в которой порошок высушивается от спирта. Этилового. Его в техпроцессе 300 литров используется. И атмосфера в бочке спиртовая. Если там заведётся, дай бог памяти, 6% кислорода, то при нагреве до 100 градусов это так долбанёт, что не то что сушилки, а цеха не останется.

Вот в том числе за составом газовой смеси и температурой в этой установке и следил наш числогрыз. Размером он был с хорошую микроволновку, жил в бронированном ящике и использовал в качестве визуализатора обычную писишку. Процессор в нём стоял от той самой «бэкашки», 1801ВМ1. Делал этот монстр 300 тысяч коротких операций в секунду. Это в пределе — в реальности средняя программа работала гораздо медленнее. Из этого «медленнее» мне и надо было сделать хоть немного, но быстрее. Дипломный руководитель сказал, что если я выжму хотя бы три процента прироста производительности и/или экономии памяти, то это уже будет очень хорошо.

На кафедре я получил исполняемую управляющим компьютером программу размером в четыре килобайта в машинных кодах и диплом разработчика алгоритма программы за прошлый год, из которого были успешно скопипащены БЖД, экономика и прочая вода. Методика расчёта времени выполнения команды была взята из статей Зальцмана в журнале «Информатика и образование» за 1989–90 годы. Дальше начался сам диплом.

На самом деле интересно было ковыряться в чужом коде и прикидывать, как его изменить, чтобы очередной кусок длиной в пару десятков байт начал выполняться чуть-чуть быстрее, благо оптимизировать всю программу необходимости не было. Результаты были — и весьма неплохие. На одном из участков удалось добиться экономии памяти в 25% и роста производительности на 16%. Но это рекорд — в основном показатели были на уровне 8–10%. Но по сравнению с заявленными тремя процентами...

Диплом был защищён на отлично с рекомендацией к внедрению в производство. Через три месяца после диплома, зайдя на кафедру, я был отловлен автором программы на предмет прошерстить её всю. А в марте следующего года ко мне зашёл очередной дипломник кафедры забрать текстовочку с дипломом, — видимо, на очередную серию копипаста. Вот такая битва за байты и тики процессора.

Дело было в бородатом 97-м году. В школе на информатике у нас стояли древние даже по тем временам БК-10010. Решили меня как грамотного физматовца направить на олимпиаду по программированию. Так как времена были суровые, и игрушки мы не на дискетках приносили, а играли в то, что сами написали, навыки скорописи, 2D-графики в уме и анализа побитового сдвига были у меня развиты на ура.

Уже не помню суть задач, но на ныне неуважаемом Бейсике и ещё менее уважаемых машинных кодах (48 КБ оперативы всё-таки) я сделал комплексную оболочку с табличным выводом решений по всем трём задачам. Решение подразумевало и обработку идиотского ввода, и перехват ошибок. Преподы, понятное дело, были в шоке и изумлении, но первое место отдали парню, который притащился с сотым «пнём» и сваял всё на Вижл-бейсике.

Чувствую, что мои идеалы айтишников — людей, которые чётко знали, что такое отлаженный код, могли бороться за каждый бит памяти, не говоря уже о байтах, которые писали игры вроде «Elite» и перепрошивали «Вояджер» со сбитой камерой и антенной на дистанции в 15 световых минут и скоростью 1 бит в минуту, выжимая из железа и памяти всё возможное и невозможное, — канули в Лету. Что ж: хлопнем по пятьдесят, не чокаясь.