Давным-давно

Я тут сделал себе на смартфоне почти терминал Cathode. Почти — потому что имитации выпуклости экрана и послесвечения нет. Остальное есть. И шрифт нашёл со строками, как на старой ЭЛТ. И браузер без картинок, похожий на Lynx, который позволяет без рутования прикрутить к себе шрифт из любой папки на SD-карте. Радует глаз, в общем.

Правда, этот браузер, в отличие от Lynx, не позволяет заполнять формы. Так что если надо что-то написать вроде этой истории, приходится запускать обычный. Зато читать можно в полном комфорте — как будто в детство вернулся, в свой первый кабинет ОИиВТ. Только теперь этот кабинет можно в кармане носить.

Интересно наблюдать за реакцией людей, которым показываешь находку. Одни вспоминают романтические годы, проведённые за монохромными ЭЛТ дома, в школе, вузе, НИИ. Бывает, просят меня прикрутить «велосипед» к своим смартфонам. Другие — которые не в теме — отмахиваются:

— Зачем тебе браузер, в котором порево не посмотришь?

Может, и посмотришь — наверняка оно и в ASCII-виде существует. Только ни фига вы не понимаете смысла ни ностальгирования, ни ретрокомпьютинга. Ну, не было в моем первом кабинете ОИиВТ порева. Поймите, не было!

Вспомнилась старая история, ещё из времён студенчества.

Винды тогда ещё 98-е были, «xpюша» только-только вышла и была ещё слишком сырой, поэтому «Миллениум» занимал место на 20-гиговом жёстком диске моего нового, купленного на несколько стипендий и зарплат компьютера. Естественно, был он дёшев и слаб, не ровня тому, что стоял у родителей дома. Почти сразу же я задумался о безопасности личных данных и системы, ибо соседи по общаге постоянно и без спросу лезли покодить и поиграться. Пароль на биосе научились ломать быстро, стандартные блокировки «Миллениума» тоже научились вскрывать, хотя умом не блистали. Решил не напрягаться, а опробовать какую-то стороннюю программу — блокиратор доступа. Пару дней она успешно ограждала мой компьютер от назойливых соседей, а потом началась очередная сессия, и стало не до компьютера. Надо добавить, что к ней я готовился заранее, всё уже было готово, и компьютер на время сессии действительно был уже не нужен.

Долго ли, коротко ли — сдал я последний предмет и с чувством выполненного долга решил расслабиться, выпить пивка и поиграть в легендарный сейчас, но тогда ещё малоизвестный сетевой мод не менее легендарной первой Half-Life. Диск купил на рынке, пиво — в магазине около общаги, а пароль от блокиратора я успешно забыл.

Переустановка винды тогда занимала больше времени, ибо интернет был тогда медленный и дорогой. Поэтому драйверы, директ-иксы, кодеки и прочие необходимые вещи достать было сложнее, не говоря уже о дистрибутивах. Мощности компьютеров были тогда тоже не запредельные, поэтому полная переустановка заняла бы шесть-семь часов, а поверхностный реинсталл ничего не дал. Свеж, молод, юн и зелен был я, поэтому о бэкапах и «слепках» винды знал мало и не пользовался ими.

К, счастью, я заметил, что блокиратор стартует не сразу, а спустя несколько секунд после запуска винды. Чтобы нажать Ctrl+Alt+Del, времени хватало, а вот чтобы отключить ненавистную программу, недоставало каких-то секунд. Решение пришло быстро: я выключил компьютер, снял одну из планок оперативной памяти и кулер с процессора, снова включил систему. Тротлинг спас меня, дав те самые лишние две секунды, чтобы убить процесс, после чего кулер в экстренном порядке я «на живую» вернул на место.

Через пару дней я спроектировал и спаял «физический» ключ и написал простенькую программу. Ключ я стал носить с собой, позже он стал моим талисманом. Со временем, претерпев несколько модификаций, он изменил свой дизайн и интерфейс с LPT на USB, обзавёлся собственной флеш-памятью, подключением по «синему зубу» и рядом других полезных мне функций. Софт тоже постоянно модернизировался под меня и разные системы. О HASP-ключах я узнал гораздо позже.

Это было в лохматые 90-е, в стране непуганых «оборотней» с полосатыми палками, которые держали в страхе целые города.

У особо продвинутых граждан стали тогда появляться качественные иномарки, отличающиеся, кстати, от пресловутого «шестистого». Жизнь била струёй через край: лихачи лихачили, гаишники устраивали засады с последующим беспределом и массовыми поборами. Как вы помните, в те «тучные годы» для остановки авто было достаточно лишь показаний обычного ручного радара-«фары» — и у водителей до некоторых пор даже не возникала мысль оспорить принадлежность этих «потолочных» данных именно к его нарушению. «Фары» эти до 1996 года были иностранного производства, но так как начальство обычно скупилось на качественные продукты забугорной инженерной мысли, то пользовались самыми простенькими аппаратами порой двадцатилетней давности, что со временем стало основной проблемой для законной прибавки к зарплатам доблестных жезлоносцев.

Представим себе классическую ситуацию с небедным (обычно катались на «Супре» или S2000) и в меру умным (раз сумел потратить баксы не на понты) владельцем спортивного авто и быковатым любителем быстрой и лёгкой наживы. Едет себе автолюбитель, скорость, естественно превышает, а тут засада, прицельный «выстрел» «фарой», — и вместо того, чтобы попытаться сбавить скорость, автогонщик резко подгазовывает и набирает скорость. От такой наглости полосатая палка замирает в воздухе, не успев даже взмыть в небеса, но автогонщик уже сам останавливается в ожидании очередного повода для смеха. Гаишник в предвкушении добычи, добровольно заползающей в пасть «оборотню», с ухмылкой и со всеми мыслимыми нарушениями «Закона о милиции» ещё издалека кричит:

— Нарушаем! Превышение скорости! Заплатите штраф на месте!

А водитель застенчиво предлагает ознакомить его с показаниями прибора. Гаишник не глядя тычет «фару» водителю в лицо и продолжает кричать про штрафы. Водитель же спокойно парирует:

— Так я же ничего не нарушал — сами посмотрите!

И гаишник с отупением смотрит на табло, показывающее «0».

Как оказалось после десятков случаев и разбирательств на всех уровнях, эти устаревшие аппараты могли отображать скорости лишь до 99 км/ч — а всё, что выше, ни-ни! Вот так и катались бравые любители острых ощущений. Хотя вскоре ГАИ закупила более продвинутые аппараты с регистрацией до 250 км/ч, а потом и вовсе до 650 км/ч. Но это уже совсем другая история…

Жила-была экспериментальная установка, на которой измеряли характеристики лазерных стёкол. Когда-то она управлялась компьютером — здоровенным шкафом «Электроника-60» с восьмидюймовыми дисководами, ленточным приводом — хоть перфокарт не было, и на том спасибо. Компьютер этот со временем помер, и установка перешла на ручное управление.

Поначалу выглядело это так: спектр снимали по точкам. Выставляли монохроматор на длину волны, снимали показания частотомера, который считал фотоны. Поворачивали барабан монохроматора, вновь снимали показания. И так далее. У монохроматора был автоматический режим привода, когда он равномерно щёлкал шаговым двигателем безо всякого компьютера, но все упиралось в регистрацию измерений. Самописец к частотомеру не подключишь. Но зато у него был цифровой выход, на котором в двоичном коде появлялся результат. Разрядов только много — к LPT напрямую не подключишь. Можно сгородить схему на логике, которая передаст код по частям, но зачем, если есть микроконтроллеры? У PIC16F873 как раз хватило портов и на частотомер, и на LPT. Теперь оставалось только одновременно нажимать кнопку на компьютере и на блоке управления монохроматором.

Потом надоело это делать, и в блоке управления монохроматором поселился второй микроконтроллер — ATMega8. Теперь блок научился не только крутить монохроматор туда-сюда, но и автоматически, по командам с компьютера, устанавливаться на нужную длину волны, сканировать от начальной до конечной точки с заданной скоростью, выдать текущее положение монохроматора. Для управления задействовали последовательный порт.

Но всё остальное оставалось в ручном режиме. Заслонки и фильтры приходилось переключать руками, из-за чего в процесс измерения приходилось постоянно вмешиваться. Электрические приводы имело всё, что можно — даже фокусировка, так что устроить автоматику было делом техники. Появился третий контроллер, тоже ATMega8. Ног хватило не на всё, но на самое необходимое. И был занят последний COM-порт компьютера.

А тут понадобилось-таки управлять напряжениями на ФЭУ, интенсивностью света и прочими параметрами. В системе поселяется четвёртый микроконтроллер. COM-портов уже нет, так что вешаем на USB-COM…

В таком виде установка дожила до наших дней, а вот компьютер — всё. А у нового ни COM, ни LPT. Фигня вопрос — Arduino нам на что? Отныне установка удобно подключается единственным USB-кабелем, принимает текстовые команды и выдаёт в терминал колонки готовых результатов, которые остаётся вставить в Origin.

Итого — пять микроконтроллеров. В принципе, можно было на одном сделать, но зачем трогать то, что уже работает?

Однажды я в интернетах вычитал, что Чак Норрис якобы прошёл тетрис. Охотно верю, ибо я (только не подумайте, что я посягаю на крутизну знаменитого рейнджера) как-то прошёл ж на небезызвестном клоне восьмибитной приставки. Если, конечно, переполнение счётчика очков можно считать финалом игры. Но — обо всём по порядку.

Каждый, кто провёл хоть сколько-нибудь времени за этой игрушкой, знает: если прогнать шарик через дугу вверху слева на верхнем ярусе, то два тюленя, держащие на носах мячи, начнут этими мячами жонглировать, прибавляя очков при каждом подбрасывании. Правда, очков прибавляется немного, так как жонглирование быстро заканчивается.

Потом я заметил: если «запустить» тюленей и тут же быстро, пока они не закончили жонглирование, уронить шарик на нижний ярус, то добавление очков прекращается. Но если при этом отправить шарик обратно на верхний ярус, жонглирование возобновляется, и прирост очков продолжается. И продолжается это не с того места, где прекратилось, а с начала. Если при играющих тюленях перемещать шарик между ярусами, каждый раз не позволяя ему оставаться на верхнем до окончания жонглирования, то очки теоретически могут добавляться бесконечно.

На практике же всё выглядело не так радужно: нередко шарик заходил до самого верха и оставался там непозволительно долго, давая тюленям закончить жонглирование, а порой, попав на нижний ярус, прямиком устремлялся в самый низ. Безопасность и прибыльность при такой игре оказались ничуть не выше, чем при обычной, а сложность даже возросла.

На нижнем ярусе слева расположены семь пронумерованных флажков. Если шарик попадает в флажок, он исчезает, а если попадает в пустое место, шарик появляется снова. Я долго не мог понять их предназначения, пока однажды не убрал их все, открыв тем самым шарику путь к катапульте.

Провёл эксперимент: попытался запустить катапульту зажатием турбокнопки. Так как пружина при этом успевает натянуться совсем немного, то шарик не может вырваться из жерла и падает обратно на пружину, подпрыгивает, потом успокаивается, и процесс повторяется. При запуске шарик часто (хоть и не всегда) долетает до верхнего яруса и проводит там две-три секунды. Это как раз то, что надо!

У меня тут же появилось несколько вопросов. Что будет, когда переполнится счётчик очков? Появится ли ещё один разряд? Или, может, зависнет игра из-за необработанного эксепшна? А если счётчик просто обнулится — получу ли я бонусный шарик при каждом прохождении через 50  000? А если так — что будет, когда переполнится счётчик шариков?

После долгих стараний мне удалось при играющих тюленях открыть путь к катапульте и загнать туда шарик. Настал момент истины. Зажав подручными средствами турбокнопку на джойстике, я стал дожидаться ответов на свои вопросы.

К сожалению, ответы оказались настолько скучными, насколько это вообще возможно: счётчик просто обнулился, игра пошла как бы с нуля, но никаких дополнительных бонусных шариков я не получил. После этого я потерял к этой игре всякий интерес, как и к любой пройденной.

Такие вот недокументированные возможности детской игрушки.

Ещё недавно мы боялись и самой мысли, что они станут винтажом. Жили-были себе мобильники с рингтонами в виде мелодий, проигрываемых по нотам. В метро даже сборники нот для них продавали. И вот — первые модели, умеющие звонить диктофонными записями. Кто был первым, «Панасоник» или «Сименс»? Уже не важно. Это был для своего времени прорыв. Такие телефоны стоили дороже, но их предпочитали другим ради этой самой функции.

Их владельцы находили экстравагантные способы выделяться из толпы. Очередь в библиотеку. Вдруг — ритмично повторяющийся возглас, в переводе с нецензурного означающий: «Ты чё, офонарел?»

Чья-то рука в карман. «Алё!»

— Слушай, а это что?

— Колонки.

— А как они работают?

— Там магнит. С ним взаимодействует катушка, приводящая в движение диффузор.

— Что-то я не понимаю. Эти штуки, что, акустические волны излучают? Они же страшно медленные. И потом, человек же их не воспринимает.

— До генетической модификации воспринимал.

— Чем?

— Ушами.

— А где они были?

— Ну, там, где у нас сейчас Ultraviolettooth-модули.

— Во дают! А ещё что необычного тогда было?

— В соседнем зале — тачскрины.

— А они какие?

— Дети, завтра приходите. Музей закрывается. 43 часа уже.

— Кстати, до замедления земли в сутках всего 24 часа было.

— Как же всё успевали?

— Вот завтра и посмотрим. А пока — домой полетели.

— Крылья болят.

— Ничего, до остановки всего-то километров пять лететь. Во флипе и отдохнём. Ты проездной цак, надеюсь, дома не забыл?

Я расскажу вам пару историй из прошлого компьютерной техники.

Первая — из совсем далёкого прошлого. Тогда слово «процессор» означало не микросхему размером в несколько сантиметров, а тысячи и десятки тысяч дискретных транзисторов, сотни тысяч других деталей. Тогда вдруг выяснилось: транзисторы, диоды, резисторы, конденсаторы, если они высочайшего качества и их не насилуют режимом работы, почти вечны, а самая ненадёжная «деталь» — обыкновенное паяное соединение. Хорошая, качественная и аккуратная пайка не имеет срока службы, но когда паек миллионы — пара сотен из них обязательно окажутся не очень хорошими.

И тогда производители ЭВМ решили уйти от пайки. Решение нашлось простое и недорогое: накрутка одножильного медного провода на шпильку квадратного сечения с острыми гранями специальным инструментом давала почти мгновенное супернадёжное соединение. Острые грани шпильки вгрызались в медную проволоку во множестве точек сразу, образуя в каждой из них диффузионную сварку, а окисление наружной поверхности меди совершенно не влияло на контакт, даже если на него попадала вода: само место контакта было для окисления недоступно, несмотря на отсутствие каких-либо защитных покрытий. Эти соединения до сих пор работают надёжно.

История вторая уже из сравнительно недавнего времени, из мира жёстких дисков. Поначалу, пока частоты были небольшие, для соединения платы контроллера с гермоблоком использовались обыкновенные штыревые или ламельные разъёмы и шлейфы. Потом они перестали удовлетворять и по частотным свойствам, и по надёжности: в условиях вибрации контакт иногда пропадал. Да и нетехнологично: стыковка разъёма — это лишняя ручная операция при сборке. Вот тут и появилась та самая идея, что используется ныне практически во всех жёстких дисках — контактные площадки, в которые упираются игольчатые контакты гермоблока.

Первый блин оказался комом. Печально известные IBM DTLA мёрли, как мухи, из-за пропадания контакта в этом узле, которое приводило к быстрому разрушению логической структуры низкоуровневого формата поверхности. Причиной было то, что контакты были облужены мягким припоем на основе индия, в котором иглы оставляли вмятины. Эти вмятины постепенно расширялись, и со временем контакт становился ненадёжным. Решением был отказ от лужения вовсе. Контакт между умеренно мягкой посеребрённой медью и более твёрдой иглой с золотым напылением оказался подобен контакту в соединении накруткой. При условии полной неподвижности и неразбираемости узла на качество соединения перестали влиять и окисление, и вибрация.

Пожалуй, во все времена есть люди, считающие себя умнее конструкторов чего-либо. Во времена монтажа накруткой они видели «это убожество, которое даже пропаять не удосужились» и хватались за паяльник. Результат был обычно печален: ни о каком соблюдении технологии речи не шло, чтобы залудить уже подокисленную медь, могли воспользоваться и кислотой, и через некоторое время всё разваливалось.

А теперь эти горе-специалисты облуживают контактные площадки припоем ПОС-61, наивно полагая, что производитель этого не сделал из экономии и для того, чтобы чаще покупали, возвращая тем самым диск во времена IBM DTLA — с той только разницей, что, в отличие от индия, ПОС-61 начинает окисляться тут же.

Читал тут разные истории про сеть и кабели, но недавно мне напомнили про мой первый опыт.

Был лохматый 2004-й, я только получил диплом о среднем гуманитарном образовании и начал трудиться по специальности. Офис организации был маленьким, всего три комнаты, компы стояли средненькие, интернеты по дайлапу, а сеть на коаксиале. Захотелось директору, чтобы всё было хорошо, а так как я проявил некоторые познания, задание вручили молодому юристу. Бухта есть, пакет фишек есть, карточки есть, свитч есть, а обжимника, как и интернетов, нету. Почесав извилины и не получив нужного результата, я начал делать. Отмерив длину проводов, стал думать, как обжать. На глаза попался большой, сантиметров пять в поперечнике, болт. Достал из кармана маленькую отвёртку и, взяв в руку болт, начал обжимать. Процесс был таким: в коннектор вставлялся кабель, а контакты забивались болтом по отвёртке, она была как раз по ширине контакта. Вечером всё было подключено и работало, довольное начальство выдало премию, а сеть работала без сбоев, пока я не уволился.

Прошло десять лет. Звонок с неизвестного номера. Звонящий обращается ко мне по имени, представляется моим директором и передаёт трубку тому, кто представился системным администратором. Я не знаю, как решить проблему, даже набравшись опыта и знаний: с проложенным мною абы как обжатым кабелем всё работает, а с нормальным кабелем сеть лежит. Кроме как обжать новый кабель так, как был обжат старый, предложить ничего не смог. Даже и не знаю, что тут думать, но звонков больше не поступало.